В России есть международный органный фестиваль, а школы — нет

Органная музыка

12 марта 2018 года в Московской консерватории открылся XVIII Московский международный органный фестиваль. Серьёзное музыкальное событие наша редакция посчитала поводом к серьёзному разговору. Мы попросили знаменитого российского органиста Константина Волостнова поделиться с читателями «Э-Вести» опытом общения с органом и профессиональным взглядом на органную музыку.

ЭВ: Константин, скажите, пожалуйста, с чего началось Ваше вовлечение в органную музыку?

Константин Волостнов: Это началось с советского телевидения, по которому я впервые познакомился с органом. Произошло это благодаря моей маме, которая обратила моё внимание на этот инструмент. Впоследствии она уже разбиралась с этой проявившейся любовью к органу, и обеспечивала осуществление моей мечты играть на этом инструменте.

ЭВ: Недавно мне довелось делать небольшое интервью с норвежским органистом, приезжающим сюда время от времени на выступления. Он рассказал мне о том, что в странах Европы это – часть жизни, инструмент сопровождает там все важные события: свадьбы, похороны, крестины и т.п. В нашей культуре это не так. Каково место органа в нашей жизни, выходит ли оно за пределы профессиональной музыкальной среды?

Константин Волостнов: В нашей стране орган выходит за пределы концертной жизни, поскольку у нас есть ряд церквей, принадлежащих к католическому, лютеранскому, баптистскому направлениям христианства. Органы у нас всё-таки используются в обиходном ключе.

И не надо забывать о том, что на Западе наблюдается определенное ослабление интереса к церкви, сегодня люди туда ходят меньше. Но и сорок лет назад, когда вовлечённость западного общества в церковные события и церковную жизнь были естественным образом более серьёзны, походы в церковь по воскресеньям не всегда сопрягались с каким-то благоприятным впечатлением от звучания органа. Конечно, в больших соборах работали, и сегодня работают блестящие музыканты, а в остальных церквах органисты не всегда были хорошими. В таких случаях прихожане могли скорее получать негативное впечатление об органе как инструменте. Поэтому орган как часть жизни западного общества в каких-то случаях мог быть отрицательным фактором.

Константин Волостнов
Константин Волостнов с органом Большого зала Московской консерватории

В России, конечно, основная роль органа – концертная. И я должен сказать, что в этом есть определенные преимущества, поскольку орган для российского слушателя – это не обыденный инструмент. У нас к этому инструменту применяются методы оценки, типичные для других концертных инструментов – скрипки, фортепиано, виолончели, но орган в некотором смысле продолжает быть диковиной для наших слушателей. Если говорить о нашей среде и месте органа в ней, то оно определяется именно этим.

ЭВ: Я вижу, что в программе открытия XVIII Московского международного органного фестиваля, например, будет представлено переложение для органа двух романсов Сергея Рахманинова, сделанное Л. Каревым. Я при этом вижу композитора, который у нас, обывателей, почитается за истинно русского по звучания – Сергея Рахманинова. Можно ли русскую музыку сыграть на органе и с его помощью передать её дух?

Константин Волостнов: Во-первых, не надо забывать, что романс – это не только жанр русского вокала. Само название пьесы – это одно из значений. Например, у французского композитора Луи Верна (Louis Vierne) романс является частью органной симфонии. И это выглядит вполне естественно.

Лёня Карев достаточно давно живет во Франции, и занимает там пост органиста. Поэтому даже сложно сказать, кого он сейчас больше представляет: французского органиста здесь или русского музыканта там.

К тому же орган – инструмент гибкий, красочный. Это инструмент, на котором уже в XX веке, когда музыкальную общественность охватило неоклассическое увлечение, было сыграно всё – начиная от обработок старинных пьес и заканчивая виртуозными обработками вагнеровских симфонических отрывков из опер.

Поэтому вполне естественно, что появляются такие оригинальные заимствования как транскрипции романсов, осуществленными Леонидом Каревым, с его чудесным бэкграундом, полученным в Московской консерватории. Да и сам Рахманинов транскрибировал свои романсы для инструмента, не предполагая в них звучания голоса. Например, его «Сирень». Этот романс существует как в варианте для голоса и фортепиано, так и в авторском варианте только для фортепиано соло.

ЭВ: Вашу игру высоко оценили, Вы побеждали на конкурсах в английском Сент-Олбансе, в немецком Шрамберге, в чешском Опаве… Вы – человек, который способен донести до европейцев всю прелесть органной музыки в соборах и на концертных сценах. Есть ли разница в площадках, на которых Вы выступаете, или это не имеет значения?

Константин Волостнов: Органист очень сильно зависит от условий того помещения, в котором стоит орган. Основное подразделение – это условия концертного зала или собора, они разные. Но понимаете, для профессионального органиста не имеет значения, где играть, когда он чётко разделяет условия акустики того или иного места.

Нужно ориентироваться на восприятие слушателя ушами. Как мы знаем из курса элементарной теории музыки, музыка – это искусство звуковое и временное. Поэтому находится ли музыкант в зале, где 1’700 слушателей, как в Большом зале Московской консерватории, или на галерее в соборе, акцент он должен делать на том, что звучит. Возможно, мне помогли выступить в условиях собора и убедить жюри и публику Сент-Олбанса или Шрамберга доходчивость, выразительность, проникновенность нашей русской музыкальной школы (именно это является в какой-то степени её особенностью).

Вообще, разнообразие площадок позволяет одни и те же пьесы преподносить с совершенно разными эффектами, высвечивать разные грани музыки и ставит разные увлекательные задачи.

Константин Волостнов - победитель престижного органного конкурса St. Albans International Organ Festival
Константин Волостнов — победитель престижного органного конкурса St. Albans International Organ Festival

ЭВ: Недавно был отремонтирован наш орган в Большом зале Московской консерватории. Вы играли на нём непосредственно перед ремонтом, и после. Как он Вам после реконструкции?

Константин Волостнов: Вы знаете, мы с коллегами дали первый сольный концерт как российские исполнители на органе Большого зала Московской консерватории, едва он был отреставрирован. Это был экстренный вечер. Потом приехал Мишель Бувар. А следующим был мой концерт, год спустя, в конце ноября, я снова сыграл там сольный концерт. Я могу сказать, что инструмент вернулся в своё художественное, первоначальное состояние. Вернул себе историческое лицо.

Понимаете, орган – это сложный механизм. Несмотря на то, что всё было сделано по старинному образцу, согласно методам, которые использовал Аристид Кавайе-Колль, новые или отреставрированные органы с таким количеством узлов требуют усадки, притирки. Представляете, из органа были вынуты десятки тысяч деталей, что-то было заменено, что-то отреставрировано. Новая кожа, новые мелкие металлические детали – всё это должно притереться друг к другу.

Вообще, этот орган был предназначен для Сезара Франка – гениального французского композитора, находящегося на уровне Баха. Раньше я всегда с опаской ставил Франка в программу, потому что каждый раз нужно было применять нетипичные методы для исполнения музыки Франка на типичном для него органе. Сегодня – это уже абсолютно свободный творческий процесс, в рамках традиции и указаний автора для подобного инструмента.

Характер эксплуатации этого инструмента говорит о том, что он выдерживает теперь гораздо больше, чем до реставрации. Это было правильное и своевременное решение.

ЭВ: В органной музыке есть русская органная школа?

Константин Волостнов: Есть русская музыкальная школа, но о русской органной школе, к сожалению, ещё рано говорить.

ЭВ: Органная школа национальна, вроде бы есть национальные школы?

Константин Волостнов: Безусловно. Есть национальные школы: Германия, Франция, Италия, Великобритания и США. И нужно понимать, что эти школы формировались в течение столетий. Первый органный учебник – свод того, как нужно строить и как играть на органе — появился в Германии пол-тысячелетия назад. А этому предшествовало многое, что могло развиваться только в условиях очень серьёзных потребностей обихода.

Различают также католическое и лютеранское направления, но в этом случае нужно говорить о разнице в литургии, в административных проявлениях использования органа в церкви. Это отдельная история.

Орган как часть литургии должен был участвовать в церковной службе и это, конечно, требовало и развития, и огромного распространения, а также инвестиций в органное искусство. Естественно, что именно в Западной Церкви, где орган – огромная часть жизни, так сложились органные школы. Для того чтобы появилась школа, нужны предпосылки. Они там были. Отсюда высочайший уровень и проявление чутья западных музыкантов, когда они соприкасаются с органом. Эти же вещи нам, русским органистам, нужно осваивать с нуля и пытаться погрузиться в эту среду и почувствовать, почему это так.

Если говорить о развитии органа в России, исполнительства и преподавания, то мы должны понимать, что у нас за плечами нет такой длительной эволюции, как на Западе, нет такой концентрации органного опыта, такого количества инструментов. У нас в церкви этого было слишком мало, чтобы появилась школа, орган существовал только в рамках учебных заведений. Консерватории получили органные классы 150 лет назад, и то на уровне общего ознакомления. Чайковский, например, изучал орган у Штиля, но он даже разницу между органом и фисгармонией для себя прочно не усвоил.

Главное, что для появления школы должна быть конкурентная среда, то есть, в одном городе должно быть несколько крупных церквей, несколько городов, где играют на органе. И всё это – часть музыкальной культуры, которая для нас слишком коротка.

ЭВ: Наверное, поэтому у нас люди чаще в поисковике Яндекс ищут органный фестиваль в привязке к слову «международный».

Константин Волостнов: Всё-таки, говоря о международных фестивалях, мы имеем в виду не столько школы и традиции, сколько концертный, сценический менеджмент. Органный фестиваль как музыкальное событие, аккумулирующее несколько концертов в определенной стилистике в России и где бы то ни было, созидает программу вокруг определенной тематики, инструмента.

В отсутствие устоявшейся среды и представлений о том, что хорошо и что не очень хорошо в органной музыке, наши слушатели неосознанно направляют свои взоры в сторону тех стран, где как раз существуют эти школы. Но здесь есть и тёмная часть. Устроители концертов иногда просто эксплуатируют эту заинтересованность наших слушателей, приглашая из-за границы исполнителей, играющих на уровне наших студентов-первокурсников, и подавая это как событие.

Сегодня, когда у нас такое количество новомодных, арендных концертов и концертные залы переходят в прокатную тему, можно продать всё, что угодно, даже без афиш. Важно только то, как вы адресно и персонально донесёте информацию до конкретного слушателя. Слушатели купят билеты и никуда от Вас не денутся. Что уж Вы им подадите – это пятый и десятый вопрос для устроителей.

ЭВ: Вы в XVIII Международном органном фестивале не участвуете?

Константин Волостнов: В Московском органном фестивале, слава Богу, есть интенсивная ротация. Я неоднократно принимал участие в этом проекте. Это было и в первом фестивале, и в нескольких последующих. Мне кажется, что в этом году в фестивале должны принять участие другие коллеги.

ЭВ: Когда можно будет Вас послушать и что именно?

Константин Волостнов с нотами И.С. Баха
Константин Волостнов с нотами И.С. Баха

Константин Волостнов: Буквально на днях состоялся предпоследний концерт в рамках абонемента из всех органных сочинений Баха в Музее Музыки. Последний концерт, можно сказать, кульминационный, в глубинном смысле серьёзный (не стоит здесь ждать фейерверка), он состоится 21 апреля 2018 года. Будут исполнены все Лейпцигские хоралы – так называемые «Хоралы Святому Духу» или Лейпцигская органная рукопись Баха. В концерте примет участие вокальный коллектив, который также исполнит четырёхголосные версии этих хоралов.

Накануне, 20 апреля, совместно с нашим замечательным актером Дмитрием Юрьевичем Назаровым мы на сцене Дома Музыки повторим музыкально-литературную программу «Мастер и Маргарита». Это композиция, которую подготовил режиссер РАМТа Александр Баркар специально для нашего состава Назаров-Волостнов, иллюстрирует основные ключевые моменты культового произведения Булгакова, и создаёт новое прочтение этой истории. Может быть, с акцентом в духовной сфере, которая очень важна в «Мастере и Маргарите».

15 мая 2018 года будет мой традиционный сольный концерт в Малом зале Московской консерватории. Его я посвящаю Алексею Михайловичу Шмитову, который отмечает своё шестидесятилетие. Вот то, что будет в этом сезоне, в марте вступающем в свою завершающую фазу.

ЭВ: Я вижу, что основным в Вашем выборе органа и Ваших планах является тяготение к серьёзности, философия.

Константин Волостнов: Философское восприятие своего призвания и предмета этого призвания – будь то инструмент, музыка – приходит с годами. Это осознание того, зачем всё это делается. Поиск того, на что ты можешь опираться, на что ты тратишь время и от чего стоит отказываться. Я рад, что Вы отметили присутствие этой внутренней работы в моей деятельности.

Поделиться с друзьями
Подписка на рассылку