Думаю, что немногие из нас знакомы с драматургом XVII-го века Пьером Карле де Шамбленом де Мариво, однако во Франции на сцене главного театра страны – Комеди Франсез – это пятый по популярности автор после Мольера, Расина, Корнеля и Мюссе. За почти три с половиной столетия здесь его поставили более 6 тыс. раз. Для сравнения, пьесы Мольера тут играли свыше 33 тыс. раз, а Виктора Гюго, замыкающего «десятку», – чуть больше трех тысяч.
Мариво был дворянином, его отец служил в военно-морском управлении, был директором Монетного двора, а брат матери Пьер Булле был архитектором короля. Сам он получил степень юриста и адвоката, но работать по этой стезе не пошёл. В возрасте 27 лет Мариво женился на Коломбе Боллонь, дочери богатого юриста из Сенса, советника Короля, чье приданое позволяло жить спокойно. Но благополучие длилось недолго.
Непрерывные войны и расточительство Короля-Солнца – Людовика XIV – привели к тому, что страна лишилась почти половины своего национального богатства, а в 1715 году, когда он умер, страна перешла под управление регента Людовика XV – герцога Орлеанского Филиппа II, который был не меньшим мотом.
Под покровительством герцога и при его поддержке во Франции появляется предтеча наших Мавроди и Кириенко – Джон Лоу, который вводит бумажные деньги и проворачивает аферу, в результате которой более полумиллиона французов теряют 2.5 млрд. ливров. Семья Мариво, как и многие другие, оказалась разорена, зато все личные долги герцога Орлеанского и часть долгов государства были погашены. В себя экономика страны после такого удара пришла лишь через 25 лет.
Если до этого Мариво занимался литературной деятельностью себе в удовольствие, то после финансового кризиса драматургия стала его основным источником доходов.
Читая его пьесы сейчас, не можешь избавиться от впечатления, что творения Шекспира и Мольера прошли незамеченными Мариво (что, конечно, преувеличение, но всё же) — это была общая черта французской драматургии того периода. Было много добросовестных перелицовщиков произведений ушедших гениев, до уровня которых сами драматурги так и не поднялись. В моде был Кребильон, любимыми сюжетами которого были истории кровосмесительства.
Любопытную характеристику Мариво дал Вольтер, сказавший, что «это человек, который знает все тропинки человеческого сердца, но который не знает его большой дороги».
Но Мариво нельзя назвать бесталанным. Отнюдь, он лишь нашёл свой стиль, создал новый тип любовно-психологической комедии, революционизировал жанр сентиментальной комедии, проявлением которой стали пьесы «Игра любви и случайности» (1730) и «Ложные признания» (1737). Два его романа «Жизнь Марианны» и «Крестьянин, вышедший в люди» называют первыми образцами психологического романа французской литературы. Ему оказались под силу глубинная психологическая прорисовка персонажей и показ тончайших оттенков чувств.
Характерный стиль его пьес породил даже неологизмы. Появился глагол «мариводировать» (marivauder), обозначающий «обмен галантными и утонченными высказываниями», и существительное «мариводаж» (marivaudage), что означает утонченную форму разбора морали.
В лицеистском курсе литературы, по которой учились и русские аристократы, Жан-Франсуа де Лагарп определял мариводаж как «самое причудливое сочетание тонкой метафизики и тривиальных высказываний, вычурных чувств и простонародной речи». Позже за этим термином все же закрепился положительный смысл галантности и изящного подшучивания.
Сам Мариво не пользовался большим успехом при жизни, он пришел к нему только в XIX веке, однако, литературное влияние драматурга заметно: его техника романа повлияла на Стендаля, а его стиль театрального диалога вдохновил комедии Мюссе в XIX веке и комедии Жиро в XX.
Хотя драматург в современной России не относится к числу самых популярных, в былые времена его знали хорошо. Первые показы его произведений у нас прошли, вероятно, еще при Елизавете Петровне (в 1740-х годах, при жизни писателя), когда в Петербурге гастролировала французская труппа Сериньи. В начале 60-х в России он был уже широко известным драматургом, что объяснимо знанием иностранных языков тогдашней русской элитой.
К этому времени относятся и первые постановки «Ложных признаний» Мариво в России. Один из воспитателей юного Павла I — Семён Порошин, писал в дневнике от 10 июня 1765 года: «После обеда учился его высочество, потом через сад изволил пойтить Миллионного пешком в комедию. Комедия была: «La fausse confidence Marivauf» («Ложные признания» — прим. ред.).
Играли эту замечательную вещь на русской сцене и позже. Например, в 1827 году на представлении в Малом театре в Санкт-Петербурге (позднее на том месте появился Александринский) был Александр Пушкин, который после спектакля зашел в гримерку к актрисе Каратыгиной-Колосовой, чтобы покаяться за острую эпиграмму, когда-то им сочиненную.
Всё пленяет нас в Эсфири:
Упоительная речь,
Поступь важная в порфире,
Кудри черные до плеч,
Голос нежный, взор любови,
Набеленная рука,
Размалеванные брови
И огромная нога!
««Размалеванные брови…», – напомнила я ему, смеясь. – «Полноте, бога ради, – перебил он меня, конфузясь, и целуя мою руку, – кто старое помянет, тому глаз вон! Позвольте мне взять с вас честное слово, что вы никогда не будете вспоминать о моей глупости, о моем мальчишестве?!» Слово было дано; мы вполне примирились», – писала она.
Буквально на днях – сразу после выхода театров из пандемии, состоялась новая премьера «Ложных признаний» в Москве в театре им. Пушкина. Надо сказать, очень удачная постановка, как с точки зрения режиссуры, игры артистов, так и музыкального оформления и декораций.
Режиссёр Евгений Писарев рассказал культурно-политическому журналу «Э-Вести», что это произведение Мариво, если читать его как комедию, сегодня «совсем не интересно, потому что это не смешно, это не Женитьба Фигаро. Пьеса наполнена другой энергией, она о каких-то тонких, интимных и уязвимых сторонах жизни». В итоге на сцене получился «французский, но арт-хаус».
Вот и стал у нас снова востребован Мариво. С его тончайшими оттенками, интимностью интонаций, с его особым элегантным французским стилем, который пленял в XIX веке русскую публику, в том числе наших крупнейших гениев. Это к лучшему, это вселяет надежду.
Уверен, что многие, как и я, найдут игру Виктории Исаковой, Андрея Заводюка, Веры Алентовой, Анны Бегуновой и других участников этой постановки достойными самых горячих аплодисментов.
Пусть Вольтер и язвил по поводу Мариво, но этот тонкий драматург через тропинки человеческого сердца нашёл к нему дорогу, которая пролегла через века и даже через пандемию.
