ЭВ: Виктор Сергеевич, расскажите, пожалуйста, насколько часто и какие в мировой и российской науке проводятся исследования воздействия космической среды на человека? Каковы основные направления этих исследований?

Виктор Кохан: Исследования влияния ионизирующих излучений (прежде всего, тяжёлых заряженных частиц) на человека идут несколькими путями, а именно:

а) Неинвазивное исследование мозга космонавтов, пребывающих на Международной космической станции (МКС) — это на сегодняшний день наиболее приближенная к идеалу модель, особенно с учётом пролёта МКС через Бразильскую магнитную аномалию, где на неё в полной мере воздействуют галактические космические лучи;

б) адронная терапия у пациентов с опухолями головного мозга, здесь мы наблюдаем несоответствие доз и изначально патологию центральной нервной системы (ЦНС);

в) исследование людей, пострадавших в результате аварий на радиационно-опасных объектах. Из плюсов — это очень большая выборка, из минусов — это полное несоответствие состава ионизирующих излучений;

г) исследование пациентов, подвергнутых лучевой диагностике -рентгенологические исследования головы. Оно позволяет в полной мере оценить влияние сверхмалых доз ионизирующего излучения, но, опять же, имеет место полное несоответствие по составу и дозам радиационной среде в открытом космосе.

ЭВ: В основном проводятся исследования воздействия на мозг, или исследуются и другие системы организма?

Виктор Кохан: Раньше 99% исследований были сосредоточены на костно-мышечном аппарате, сердечно-сосудистой и кроветворной системах. Я могу отметить интенсификацию исследований ЦНС (головного мозга) космонавтов, побывавших на МКС, за последние 5 лет.

ЭВ: Проводятся ли тестирования на людях?

Виктор Кохан: Экспериментов с использованием тяжёлых заряженных частиц на добровольцах по биоэтическим причинам не проводится и проводиться не планируется. Альтернативой этим исследования являются эксперименты на приматах.

ЭВ: Вы недавно исследовали воздействие радиации на крыс и свидетельствуете, что под воздействием облучения происходит ремоделирование их нервной ткани. Как это отражается на самочувствии крыс в зрелой стадии эксперимента и по его окончании?

Виктор Кохан: У нас было только 2 временных точки исследования — 1-й месяц после облучения и 8-й месяц после облучения.

В отношении функционального состояния ЦНС, спустя 7 месяцев мы не обнаружили серьезных нарушений. Однако позитивный эффект облучения на пространственную память сохранялся. На уровне нейрохимии мы наблюдали ребалансировку соотношения Глутамат/Гамма-аминомасляная кислота (ГАМК).

Примечательно, что восстановление баланса происходило за счёт снижения абсолютного содержания глутамата, что указывает на необратимые изменения метаболизма этих нейромедиаторов. По-видимому, это не сказывается на функциональном состоянии ЦНС.

Молекулярный анализ показал нормализацию экспрессии всех исследуемых генов, что подтверждает наше предположение о нейроадаптивном/нейрокомпенсаторном изменении их экспрессии в 1-й месяц после облучения.

Также необходимо отметить, что облучённые животные характеризовались снижением массы и увеличением силы (последнее в опубликованную работу не вошло). В более ранних исследованиях (2011 г) эффект снижения массы был показан и для приматов (макака резус), это совпадение результатов для разных отрядов животных было воспринято нами с большим воодушевлением и позволяет говорить о возможности переноса результатов с грызунов на человека —  а это краеугольный камень всех экспериментов с грызунами, так как далеко не всегда результаты совпадают.

ЭВ: Вы работаете над большим проектом, который лишь включает в себя это исследование. В чём цель изысканий и когда появятся результаты?

Виктор Кохан: В России очень тяжело работать над крупными проектами, в этом году закончилось финансирование по двум грантам, полученных мною в 2017 году, а нового гранта не было открыто.

Глобальная цель всех работ в этой области – это медико-биологическое обеспечение дальних космических миссий. Мы ставили задачу выявить функциональные изменения в пределах ЦНС в ответ на действие галактических космических лучей и раскрыть их молекулярные механизмы. Это позволило бы не только прогнозировать риски, но и дало бы ряд потенциальных мишеней для фармакологической коррекции патофизиологических изменений в нервной системе.

Однако открытие позитивных эффектов облучения тяжёлыми заряженными частицами привели к пересмотру плана работ. На сегодняшний день я могу с уверенностью сказать, что будет завершено два субпроекта в рамках нового плана, а именно:

1) Полагаясь на ряд выявленных молекулярных мишеней, мы протестируем препарат-корректор с комбинированными свойствами: анксиолитическим — для блокирования тревожных расстройств (а именно они выходят на первый план среди негативных эффектов ионизирующих излучений в отношении ЦНС) и противорвотным (основной негативный эффект космической болезни движения)

2) Исследование влияния облучения тяжёлыми заряженными частицами на течение нейродегенеративного процесса на нескольких линиях трансгенных животных — моделей ряда протеинопатий (полагаясь на гипотезу о том, что позитивные эффекты облучения могут иметь эффект, недостижимый для фармакологических препаратов, на фоне нейродегенеративного процесса, прежде всего за счёт стимулирования нейрогенеза, а также опираясь на постулат, сформулированный нашей командой и гласящий, что ионизирующее излучение может быть использовано в качестве физиотерапевтического средства, когда тяжёлое течение и неизбежная летальность нейродегенеративного заболевания заведомо перевешивает отдалённые негативные последствия такого облучения). Будет ли эта работа продолжена — я не знаю, зависит от заказчика, т.е. государства.

ЭВ: Вызывает ли Ваше исследование интерес у бизнеса (в частности, у медиков)?

Виктор Кохан: К сожалению, никакого интереса у бизнеса эти работы не вызывают. Почему? Мне это неведомо.

У нас были и другие проекты, с более ясной перспективой коммерциализации. К примеру, использование новых маркеров в магниторезонансной терапии (МРТ), наделяющее этот относительно дешёвый диагностический метод всеми преимуществами двухфотонной эмиссионной томографии (ПЭТ) в анализе метаболических изменений в нервной системе и снимающее временной лимит, который у ПЭТ связан с очень коротким периодом полураспада изотопов.

Необходимо было финансирование для синтеза этих веществ (около 10 тыс евро). Мы не смогли найти эту скромную сумму.

Медицина живёт своей жизнь, наука — своей, и они очень слабо интегрированы в России.

Могу привести  ещё один пример. Сейчас весь мир занимается исследованием перспективного соединения 7,8-дигидроксифлавона, активно идут уже клинические испытания этого непептидного аналога фактора роста нейронов. Возможно, это будет первый препарат, показавший эффективность в отношении лечения (именно лечения, а не замедления симптоматики, как ныне использующиеся препараты) болезни Альцгеймера.

В России работы с этим веществом не ведутся. Таких примеров много, я мог бы ещё сказать об использовании психоактивных веществ для лечения тяжёлых форм депрессии (одной из основных причин суицида), таких как N,N-диэтиламид лизергиновой кислоты и псилоцибин (в России оборот регламентируется законодательством). Эти вещества недоступны даже для научной работы…

Существенно облегчить клинические испытания можно было бы посредством закона, разрешающего использовать экспериментальные методы лечения с согласия пациента при неблагоприятном прогнозе. Такой закон недавно был принят в США, к примеру.

ЭВ: Сегодня во всём мире (прежде всего, в Великобритании и США) ведётся подготовка к «массовому» космическому туризму. Пока массовый – это для миллионеров, но технологии в перспективе станут доступными для многих. Ваше исследование, вероятно, способно со временем снять ряд ограничений по здоровью с туристов. Если Вам известно, каковы они на данный момент?

Виктор Кохан: Наши исследования больше релевантны для межпланетных полётов и исследований глубокого космоса, однако и для орбитальных полётов они дали определённый позитивный фон.

Так, раньше считалось, что ионизирующее излучение может спровоцировать патологическую агрегацию белков и таким образом либо ускорить, либо инициировать нейродегенеративный процесс. Сейчас доказано, что это не так. Как минимум, ионизирующее излучение не влияет на течение нейродегенеративного процесса.  Вероятно, ионизирующее излучение в умеренных дозах (до 0.3 Зв/год) не влияет на естественный ход старения (но эти исследования продолжаются в настоящее время, пока нельзя сделать однозначный вывод).

Это открывает пусть к космическому туризму даже глубоко пожилым людям, у которых ввиду естественного старения или болезни развиваются патологические изменения в нервной ткани. Однако надо учитывать, что в ходе краткосрочного орбитального полёта эквивалентная доза ионизирующего излучения будет очень маленькой, сопоставимой с рентгенография грудной клетки. Очень сложно учесть эффекты столь малой дозы. Актуальность это приобретает лишь при полёте к Луне и дальше.

Нарушение в пределах ЦНС (кроме психиатрических расстройств) не являются первостепенными в перечне противопоказаний к космическому туризму, среди которых, прежде всего, эпилепсия, артериальная гипер- и гипотензия, миопия высокой степени и дистрофия сетчатки, моче- и желчекаменная болезнь, ряд генетических нарушений, приводящих к мышечной дистрофии и повышенной ломкости костей, онкологические заболевания… Большинство таких ограничений налагают гравитационные перегрузки при старте, маневрировании и посадке, в том числе в аварийном режиме. Ионизирующее излучение выходит на первый план только при длительных миссиях за пределами геомагнитного поля Земли.