Я родился в доме настоятеля Собора Большого Вознесения и прожил первые пять лет своей жизни, наверное, в одной из самых знаменитых в этом районе «вороньих слободок». В 1960 году, почти 60 лет назад, я переехал из начала улицы в её конец, прожив всё жизнь в Москве по одному адресу: Никитские ворота.
Меня можно считать московским старожилом и краеведом. По крайней мере в той части, что касается моего района. Дело в том, что я происхожу из семьи московской профессуры, которая неизменно интересовалась не только историей Москвы, но и своего собственного микрорайона.
Брат моего деда – Пётр Максимович Ширманов имел несколько папок с подборками из печати даже 1920х годов, где он с большим трепетом собирал всякое упоминание чуть ли не о каждом жителе и доме у Никитских ворот.
Сегодняшний мой рассказ – об истории гимназии Флёрова, в которой я учился. То, что я сегодня расскажу, вам точно не расскажет ни один краевед, ни один историк и вообще никто.
Дело в том, что гимназия Флёрова – это не просто самая знаменитая гимназия предреволюционной поры в Москве. Это высококлассное учебное заведение, которое славилось своими традициями на всю матушку-Россию.
Забегая вперёд, хочу сказать, что моя покойная бабушка Анна Васильевна Павлова – дочь действительного статского советника Василия Павлова, начальника 9 железных дорог в дореволюционный период, неоднократно номинировавшегося на пост министра путей сообщений, была дружна с вдовой Флёрова, жившей напротив нашего дома в доме, известном москвичам как Консервы.
Гимназия Флёрова была в своё время центром культуры и просвещения. Здесь преподавали выдающиеся люди своего времени. Школу, которая стала продолжением гимназии, окончил цвет мировой и русской культуры: сёстры Анастасия и Марина Цветаевы, Борис Пастернак, Сигурд Оттович Шмидт, Михаэль Сульман, ныне возглавляющий фонд А. Нобеля, дочь Сталина Светлана Алилуева, Андрей Миронов и многие десятки и сотни замечательных людей.
Я имел честь также окончить эту школу, получившую в моё время иной статус: первой спецшколы в Москве с изучением «ряда предметов на испанском языке».
Однако, как это отмечали и в родительском комитете, и в дирекции школы, наша школа была логическим продолжением школы, которую возглавлял академик Новиков, перехвативший эстафету у знаменитого Флёрова.
Я рассказываю всё это к тому, что однажды мне позвонил мой однокашник Андрей Куцков – прямой потомок основателя города боярина Кучки, который неизменно интересовался как историей страны, так и историей города, и в полной мере истории нашей школы. Он, несмотря на весь «советский флёр», очень гордился «биографией» учебного заведения.
Итак, позвонив мне по телефону, он сразу ошарашил меня необыкновенной новостью: «Андрюха, ты слышал про находку в подвале школы?». Он стал рассказывать мне историю о том, что в той части подвала, где были собраны колбы и предметы химической лаборатории, был найден неизвестный портрет Лермонтова. Помню, что портрет был акварельный, а не карандашный и не написанный маслом, и автор его был какой-то очень известный мастер той поры.
Позднее, через несколько лет, одна из близких знакомых моей матери, работавшая на телевидении с Борисом Ноткиным, рассказывала, что она слышала о знаменитой находке, из-за которой была создана целая комиссия по её изучению. Она подтвердила, что портрет действительно запечатлел М.Ю. Лермонтова и был написан, когда опальный поэт служил на Кавказе в одной из кавалергардских элитных частей, поскольку он был изображён там в форме именно кавалергарда.
Мы с моими школьными друзьями не раз обсуждали этот эпизод, поскольку это был не единственный случай, когда в анналах школы находили нечто удивительное и нестандартное.
Дело в том, что из гимназии Флёрова, где сейчас расположена Центральная Музыкальная Школа в Мерзляковком переулке, всё гуртом перевозилось в новое здание нашей школы в Столовом переулке. В ту пору никакой инвентаризации не проводилось. Рабочие чуть ли не валом сбрасывали всё в кузов грузовика, хотя расстояние между двумя зданиями не превышало и 400 метров.
Находка неизвестного портрета великого поэта настолько обескуражила лермонтоведов и московскую культурную общественность, что, как мне рассказывал мой друг, живший рядом со школой, в неё повадились ходить толпы новоявленных исследователей, причём не только Лермонтова, но и искатели приключений, в основном из числа неработающих студентов и аспирантов.
Сколько ещё в Москве да и в городах России кроется неизвестных сокровищ и где нас ждут необыкновенные открытия, может быть, даже сенсационного характера.
