Однажды восьмилетний мальчик Валерий Тодоровский поехал к родственникам и попал в карантин из-за эпидемии холеры в Одессе в 1972 году. Яркие впечатления остались в его сознании и лишь ждали своего часа, чтобы стать сюжетом для фильма «Одесса». Картина, на наш взгляд, получилась исторической, хотя сам режиссер расставил иные акценты.
«Я был на этом корабле. Я видел эти танцы, тетрациклин, который раздавали пассажирам, и эти вещи я помню очень хорошо. Мы также общались с Олегом Губарем — выдающимся краеведом, который нам очень многое подсказал. Но вообще это никакой не исторический фильм. Это фильм про то, как и при каких-то обстоятельствах люди вдруг стали по-другому дышать и заговорили вслух о чём-то, о чём они боялись говорить. Это фильм про освобождение.
Недавно мы слушали Жванецкого, который написал новую штуку про холеру и сказал о том, что тогда люди стали свободными. Это такой одесский пир во время чумы, когда вдруг развязываются языки и… появляется свобода делать вещи, которые делать было нельзя», — так пояснил Валерий Тодоровский читателям «Э-Вести» идею, лежащую в основе фильма.
Наверное, именно на реализацию этой задумки и дал деньги Роман Абрамович. Но лично меня (как историка) в фильме заинтересовал исторический сюжет и его развитие. Тем более, что повествование о событиях из жизни большой еврейской семьи в ту пору более чем оправданно — злые языки поговаривали, что власти создали пиар-кампанию «эпидемия холеры» для того чтобы помешать еврейскому населению массово уезжать из страны в Израиль…
Конечно, создатели фильма подробно изучили исторический контекст. Максим Белозор так описал нам двухлетний путь работы над сценарием «Одессы»: «Много чего было сделано для подготовки исторического контекста. Мы изучали газеты, делали попытки найти телевизионные передачи того времени. Было прочитано практически всё, что было написано про то время и про эпидемию холеры в Одессе, в частности. Да и ходьба по одесским улицам и одесским ресторанам, где еда о многом рассказывает, нам помогла…
Были поездки в Одессу, встречи с людьми, являющимися историческим ключом к повествованию. Например, с уникальным человеком — местным краеведом, который нас принимал и рассказывал об этих событиях, его друзьями. Среди них были люди и нашего поколения — те, которые помнят 1970-е годы и эту холеру. Мы разговаривали с врачами, брошенными на ликвидацию эпидемии.
Не упираясь фанатично в следование каждой букве истории, мы ставили задачу о том, чтобы не было написано чуши с глобальной точки зрения — она соответствовала тому, что происходило. Но не детали были важны».
Сюжет фильма формируют судьбы пожилой советской пары еврейского происхождения, которые на протяжении всей жизни жили обычной советской жизнью, заботились о своих детях и не имели переживаний относительно национального вопроса, и их детей. Вернее, однажды отец семейства (его блестяще воплотил на экране Леонид Ярмольник) имел некую двухмесячную беседу, видимо, с национальным подтекстом, в КГБ, но постарался забыть о ней до поры до времени. А тут младшая дочь благодаря мужу начала интересоваться своими национальными корнями и задумала уехать в Израиль, что грозило навлечь неприятности на других, более благополучных и состоявшихся в профессии, членов семьи.
Напуганный отец идёт в КГБ и доносит на свою же дочь, поскольку верит, что это спасёт честь и положение семьи. Мать (её сыграла Ирина Розанова) расставляет всё по местам в его сознании, возвращая к приоритету семейных и национальных ценностей. В конце фильма между домочадцами всё чаще звучит идиш, и происходит постепенное разрешение всех личных и национальных конфликтов.
Оба героя в создании образов ориентировались на своих родителей. Леонид Ярмольник — на своего отца, а также на знание Одессы благодаря семейным привычкам. «Я жил во Львове, и в это время заканчивал там школу. Мама почти каждый год возила нас в Одессу, где мы снимали комнату. Но в тот год маме не удалось нас отвезти, потому что была эпидемия. Одессу же я знаю очень хорошо, потому что я бывал там каждый год. Это история и не история — это моя жизнь. Это вчера, про которое я бы хотел, чтобы мы помнили сегодня, потому что в нашей жизни очень многое меняется, но многое и остаётся таким, как было», — рассказал нам Леонид Ярмольник.
В отличие от него, Ирина Розанова, которая взяла за основу изображения материнских чувств свою мать, не была связана ни с этим местом, ни с национальной темой. Пожалуй, поэтому она, как мне показалось, была несколько неестественна и наиграна в своей роли, стараясь изобразить заботливую и домовитую еврейскую маму. Хотя, как говорили знатоки, её фразы на идише звучали прекрасно.
В целом, можно поздравить Валерия Тодоровского с удачной во многих отношениях картиной. Он сумел собрать замечательную и красивую актёрскую команду, сделать хорошее и взвешенное кино, и при этом балансировать на довольно спорной национальной теме (национальная тема всегда вызывает споры, особенно на постсоветском пространстве, где она долгое время не обсуждалась). Мой вопрос о том, были ли его действия ограничены цензурой или самоцензурой, остался без ответа режиссера.
Но Леонид Ярмольник внёс ясность. Оказывается, спокойно донести эту тему до зрителя съёмочной бригаде позволило отсутствие остроты проблемы. «Вы знаете, какое количество раз у нас в стране отменяли антисемитизм — мы до сих пор его отменяем. Удачно, кстати», — сказал он.
