Я встретил на улице своего старинного знакомого — профессора крупного университета в Москве. «Как дела, старина?», — спросил я. «Хуже некуда», — услышал я в ответ. «А что такое, что случилось?, — спрашиваю я, — пандемия одолела?».
Ответ меня поразил и уколол в самое сердце. Вот его ответ полностью:
Дело в том, сказал он, что жить в нашей стране и раньше было сложно. Ты и сам знаешь: одна беда сменяла другую. То строили «рай на Земле» как будто для всех. Для этого надо было выкосить всю интеллигенцию, всё работоспособное крестьянство, превратить народ в рабов, заставить всех ходить шеренгами, голосовать за тех, за кого надо, отбить охоту к жизни, к себе, к детям, к завтрашнему дню…
Нас не кормили, не поили, не одевали, отключили от доступа к мировым образцам культуры, давали читать только ту литературу, какую считали нужным. Одним словом, создавали советского человека.
Что касается материального достатка, то это считалось мещанством, обывательщиной и мелкобуржуазными проявлениями. Почти 100 лет власти (назовите их номенклатурой, партийными бонзами, любым своим словом) — антигуманные, нечеловеческие элементы, объединённые узкосектантскими интересами, довели народ и экономику до ручки.
Те же самые элементы у власти, породив олигополию, погрузили страну, экономику и общество в средневековый кошмар. А сегодня они придумали новую стратегию обращения с населением — цифровизацию, скрещённую с биологическим оружием, единственной целью которой является освобождение от балласта — стариков.
По их мнению, чем скорее уйдут люди, у которых есть, с чем сравнивать (больше всего они боятся сравнительного анализа, так как он приведёт к неутешительным для них выводах), тем лучше. Всё-таки, что ни говори, социальная сфера в советскую эпоху по целому ряду показателей превосходила социальную сферу самого несоциального и неправового государства — олигополического (Уганда на 1/6 части территории Земного шара).
Создание чудовищной социально-экономической структуры, единственной целью которой является уничтожение части населения через пандемию, через беспомощность медицинской сферы, глухоту и немоту госучреждений, призванных обеспечивать потребности населения, вызывает оторопь.
Роль Русской Православной Церкви в данной ситуации ошеломляет. РПЦ — организация, имеющая на своём счету тысячи и тысячи страстотерпцев, готова видеть, наблюдать и вновь терпеть откровенное безобразие и оголтелое отношение к населению. И что самое страшное — скрывать численность уничтожаемого с ведома властей большого количества людей третьего поколения.
Услышав всё это, я попытался внести если не мажорную, то умеренную ноту, и сделать рассказ собеседника «кантабиле». Так музыканты называют музыку, услаждающую слух мелодичностью.
Я сказал ему: «Испания занимает второе место после Бельгии из стран-членов ЕС по числу смертей на тысячу человек среди людей старше 80 лет».
«Что ты этим хочешь сказать?», — спросил меня профессор. Я грустно пошутил: «Есть ещё хотя бы одна страна, которая опережает Испанию: благополучная Бельгия». «А зачем ты мне всё это рассказываешь, у нас-то другая ситуация, — ответил профессор-спорщик. — Ты разве не читаешь сайт Роспотребнадзора — организации, которой поручено биться насмерть с пандемией, а не так, как системам здравоохранения в других странах?».
Я не понял и спросил, что он имеет в виду. Ответ был: «Такой позиции как смертность среди стариков на сайте Роспотребнадзора вообще нет. Она растворена в общих показателях, которые считаются неправдоподобными. Но специалисты, вычисляющие смертность по данным ЗАГСов и отслеживающие дату рождения, приводят к мнению, что именно по этой позиции каждый второй пожилой человек старше 60 лет, попавший в больницу, уходит по причине ковида. Причем, как говорит в последнем интервью Алексей Ракша, официально медицинским и госучреждениям даны указания не отмечать причиной смерти ковид, указывая любую болезнь (лучше хроническую), которая была у пациента».
Мой собеседник хотел подчеркнуть, что ситуация не просто аховая, а катастрофичная. Но главное, что я уловил в его словах — она, оказывается, прогнозируемая. А раз прогнозируемая, то и спланированная.
А вот здесь приходит на ум волна откровений в печати, связанных с тем, как, зачем и почему появилась так называемая пандемия и почему бенефициарами пандемии стали власть предержащие: прежде всего, олигополия. А среди этой узкой прослойки населения те, которые группируются вокруг экономических блоков собственных правительств.
Из печати следует, что самые секретные данные о пандемии в мире — это смертность среди олигархов. Оказывается, её совсем нет. Более того, в ряде стран появились данные о том, что среди богатых и сверхбогатых видна новая тенденция: закупать впрок аппараты искусственного дыхания. У некоторых в особняках целые залежи купленных впрок аппаратов, нехватка которых хронически ощущается с весны этого года.
В одном из особняков на «золотой миле» (Рублевско-Успенском шоссе) у одного из «страдальцев» была обнаружена целая коллекция аппаратов искусственного дыхания — 21 штука, причём нераспакованных.
С одной стороны, Папа Франциск демонстративно отказывается от зарплаты (и без того крохотной — 2500 евро; такую получал предыдущий Папа Бенедикт XVI), с другой стороны, олигархи и чиновники группы «А» наращивают присутствие в экономике, группируют по интересам и готовят в 2024 году. Кто придёт — никто не знает. А вдруг придёт кто-то, кто реально займётся жизнью, здоровьем и процветанием собственного народа?
Власть предержащим не позавидуешь. Надо готовиться к транзиту (то ли паковать чемоданы, то ли открывать новые счета в офшорах, то ли строить в тайге землянки) и при этом бороться с пандемией.
Всё хорошо, но стариков становится меньше и никому до них нет дела. Так грустно закончил мой случайно встреченный некогда цветущий, молодой и красивый начинающий экономист с розовыми щеками, горящим взглядом голубых глаз, некогда смотрящий с оптимизмом в завтрашний день. Сейчас это маленький, сухонький, согбенный старичок, который трясущимися руками разворачивает салфетку, в которой лежит бутерброд с сыром, который ему дала жена утром с тем, чтобы он не ходил весь день голодным в поисках какого-то лекарства, которое он так и не смог найти.
