Андрей Мочальский: России нужен фонд для выкупа значимых произведений

Андрей Дмитриевич Мочальский – известный русский художник и представитель династии живописцев Мочальских – человек самых разнообразных занятий и увлечений. Помимо собственно творчества, он находит время для написания статей об искусстве и экспертизы художественных произведений.

Но в нашей статье речь пойдёт не об этой стороне профессиональной деятельности Андрея Дмитриевича, а о его страсти – страсти к коллекционированию, в частности, наследия Константина Коровина. Недавно принадлежащие ему произведения дополнили тематическую экспозицию «Красота и правда оперы: Мусоргский и Римский-Корсаков» в Российском национальном музее музыки, и немало украсили её.

 

ЭВ: Андрей Дмитриевич, скажите, пожалуйста, на чём основывается Ваша увлечённость работами Константина Коровина и как Вы пришли к коллекционированию?

Андрей Мочальский: Меня привлекает живая манера живописца, которая была противопоставлением всем застывшим формам тоталитаризма. Он тоже творил в таких рамках, из которых пытался вырваться. Этим он меня всегда привлекал.

Как сложилось, что я стал покупать его работы? Всё один к одному. Сначала покупаешь один рисунок — приходит ещё пять. Один центральный эскиз купил – тебе идут ещё два хороших эскиза. Но так просто ничего не бывает, всё идёт сверху. Надо верить в судьбу, удачу, в то, что находится где-то наверху. И важно следить за тем, чтобы вещи попадали в те руки, какие нужно.

Не все вещи нужно экспонировать в музеях. На самом деле, в музеях очень трудно сохранить коллекции. Взять, например, Музей Большого Театра, откуда было украдено много эскизов. Я разговаривал с директором Музея, и рассказал ей о том, что мне предлагали покупать эскизы, сворованные из музеев. Она говорит: «Нам тоже предлагают их купить, и за большие деньги». Вот, пожалуйста, что происходит в музеях. Такое было и ещё будет. Хотя лично я надеюсь, что сейчас такого уже не будет.

Музеи сейчас не развиваются, а как они могут развиваться? Денег-то нет. Я-то голосую собственными деньгами, и иногда покупаю эскизы без всякой экспертизы.  Но у меня есть очень интересные вещи…

 

ЭВ: Вы, наверное, предпочитаете покупать работы с автографом?

Андрей Мочальский: Произведения бывают с подписью, бывают и без подписи, но редко. Коровин всё подписывал. Честно говоря, я сталкивался даже с тем, что подпись обрезали.

Мне один знакомый предложил однажды одну театральную работу Константина Коровина, и я ему сказал: «Я не могу её купить у тебя, хотя она дёшево стоит, потому что она не имеет залоговой стоимости – на ней нет подписи, её обрезали. У нас в России её потом не продать. Вдруг со мной что-то случится, и мне нужно будет её продать? Это жизнь, всё бывает, я должен об этом думать». И что же он делает? Он подписывает работу Коровиным, и на моих глазах она продаётся на Sotheby’s. Её покупает один человек (известный московский аукционист) для перепродажи, и затем перепродаёт её за бешенные деньги. Я запросил у него экспертизу, и там написано: «Подлинность сомнений не вызывает».

 

ЭВ: Мне кажется, что Вы и без экспертизы как художник мгновенно определяете манеру Константина Коровина?

Андрей Мочальский: Да, конечно. Но существует система оценки.

Та работа, о которой я говорю, была работой Коровина, и эксперт поддался этому. А мой знакомый классно подделал подпись, и мне затем говорит: «Только ты никому не рассказывай!». Я ему ответил: «Почему нет? Ты должен этим гордиться, ты спас работу Коровина для России».

Это был, конечно, смешной эпизод. Так бывает редко, но бывает.

 

ЭВ: Большое ли воздействие имел Коровин на Вас как на художника?

Андрей Мочальский: Да, и ещё какое воздействие! Он живой, он импрессионист. Он никогда не был статичным и скованным.

ЭВ: Как всё-таки Вы стали коллекционером, что Вас к этому привело, каким был процесс формирования коллекции?

Андрей Мочальский: Как я стал собирать? Это безумие. Но сейчас я уже мало этим занимаюсь, надо какие-то свои дела привести в порядок.

Я в советское время собирал русский портрет XVIII и XIX веков. Сейчас его вообще не соберёшь, потому что не купишь — дорого… В конце 1990-х у меня появились деньги и я стал собирать графику, когда новые русские её не покупали – им же нужен добротный холстик.

Кое-что удалось собрать, например, у меня есть 48 единиц хранения, посвящённых Анне Павловой – её уникальные фотографии, вещи, которые у неё были во дворце в Хемстеде до её смерти в 1931 году. Но это не какая-то огромная коллекция. И я бы сказал, что с моей стороны это скорее не коллекционирование, а собирательство. Я никогда не систематизировал то, что я собираю, и не превращал это занятие в идиотизм. Деньги нужны. Были бы деньги…

Музеям на собирательство не дают ничего. Сколько бы какой-нибудь музей ни зарабатывал, на это денег нет. Мы сейчас с сыном ездили в Бахчисарайский дворец – это замечательный музей, но там ничего не даётся на экспозицию изобразительного искусства и там даже не могут отреставрировать комнату.

Я сделал выставку в Бахчисарайском дворце – так стены там жёлтого цвета, на которых нельзя развешивать живопись… Хотя музей зарабатывает огромные деньги. На выставку моего сына (Николая Андреевича Мочальского – прим. редакции), например, за месяц пришло 10’000 человек, это очень много. Важно, что это кому-то нужно, востребовано, мы делаем это для людей.

 

ЭВ: Мне хотелось бы адресовать к Вам, коллекционеру работ Константина Коровина, ещё один вопрос: его наследие сегодня в основном сосредоточено в государственных или частных коллекциях?

Андрей Мочальский: Константин Коровин прекрасно представлен в государственных музеях, где находятся работы его лучших периодов.

Но некоторые очень хорошие работы художника проходили по акционам Sotheby’s и Christie’s. Лет 12-16 назад Sotheby’s продавал огромный его натюрморт с розой, которую художник написал на своей вилле Саламбо, где пел Шаляпин. Это была потрясающая вещь, которая ушла в частные руки.

Государству всё равно, и никакой музей её не приобрёл. Нужно бы, конечно, создать фонд для выкупа таких значимых вещей. Никто в России этим пока не озаботился.

Поделиться с друзьями
Подписка на рассылку