Андрей Мерзликин давно попал в число персон, интервью с которыми, по нашему убеждению, необходимо изданию, опирающемуся на традиции, каким является «Э-Вести». В наш век, когда семейные ценности повсеместно попираются, нам показалось особенно важным, чтобы прозвучал голос человека, основой жизни которого являются любимая жена и дети.
Заслуженный артист России родился в 1973 году в подмосковном научном городке Королёве, а в 1994-1998 годах освоил актёрское мастерство во ВГИКе под руководством Народного Артиста России Евгения Арсеньевича Киндинова. С тех пор за плечами любимца российских зрителей более ста картин, многогранно раскрывших его цельный и здоровый талант.
Кстати, в беседе Андрей Мерзликин подтверждает своё амплуа, закрепившееся за ним через кинематограф и прессу. В каждом его слове подчёркиваются патриотизм и уважение к русской школе. А рядом тем временем со спокойной доброй улыбкой, рука в руке, неизменно стоит любимая и любящая супруга Анна.
ЭВ: Андрей, когда вы решили стать актером, вы имели определенные представления об актерской профессии и желания. Насколько они оправдались?
Андрей Мерзликин: В первый же год. Я никогда не хотел быть актером. Я до сих пор, кажется, делаю первые шаги в профессии, просто они более уверенные. И с каждым годом мне все больше и больше нравится.
Пока сложно сказать, что профессия раскрыта. Она настолько глубокая, и планка у меня достаточно высокая, а то пространство, которое создано, является крупнейшим этапом в создании актерской культуры нашими предками. Оно требует в первую очередь исследования и трепетного отношению к этому наследию, и потом уже, а, может, и в первую очередь, соответствия этим глубинам и этим высоким планкам, которые диктует нам наше актерское наследие, именно нашей русской школы.
ЭВ: Итак, Вы ориентируетесь на русскую школу?
Андрей Мерзликин: Конечно, безусловно.
ЭВ: Кто ваш кумир?
Андрей Мерзликин: Не буду про это. Их много. Зачем? Наша плеяда она всем известна и в театре и в кино.
Все мое детство прошло на их фоне. Был очень хороший контент, говоря современным языком, он способствовал формированию хорошей, комплексной культуры ради развития человека, который сидит перед телевизором. На экранах советских телевизоров она нашла отражение и в кино, и на телевидении, и в театре, и, безусловно, в научно-популяных передачах. Мы смотрели и Дроздова, и Капицу. Это было интересно, на мой взгляд. Если ты сел у телевизора, то никогда не сожалел, что уделил ему 2-3 часа.
ЭВ: Для вас кино – это семейное дело?
Андрей Мерзликин: Я вырос на фразе – «кино и театр – виды искусства, обязанные вызывать эмоцию». Вокруг этого все построено. Эмоцию можно вызывать низменными поступками или возвышенными. Здесь ты выбираешь, как ты хочешь: либо эпатировать зрителя, либо, прожив какую-то историю на экране, заставить его задуматься, усовеститься за какие-то моменты своей жизни, увидеть себя в герое и все-таки обнадежиться. Всегда можно сказать: «Все, с сегодняшнего дня начинаю жить по-новому».
ЭВ: Вы в основном апеллировали к советскому кинематографу. А в российском сохраняются те качества, о которых Вы говорили?
Андрей Мерзликин: Нет, пока нет. Российское кино пока находится в ситуации консолидации. Его уже много и разного, но ему необходимо объединение. Важно понять, что оно на самом деле существует для одного общества.
Зритель у нас один. Не нужно считать, что это кино для одной части зрителей, а это — для другой. В этом есть какая-то разрозненность. Когда российское кино будет действовать как инструмент общения зрителя с кинематографистом, который является отражением реальности целой страны, целого общества, оно будет хорошим.
ЭВ: Французам или американцам это удается?
Андрей Мерзликин: Не знаю. Я не изучаю французский или американский кинематограф, я изучаю наш.
ЭВ: Я вижу, что Вы народный, национальный актер не только по своим ролям, но и по ощущению себя как личности и в профессии.
Андрей Мерзликин: Народный и национальный.
Мне хочется, чтобы в России открывались новые имена, чтобы была дорога и возможность проявить себя и молодым режиссерам, и это не обязательно должно быть фестивальное, элитное, какое-нибудь эпатирующее кино.
Поймите, я не против элитного кино, напротив, за. Хотелось бы даже сняться в
ЭВ: Я понимаю, для Вас главное – другие вещи.
Андрей Мерзликин: Да, какие-то, наверное, связанные с сознанием того, что в кино не должно существовать узкого, туннельного, элитарного. Знаете, когда некая часть общества называет себя элитарной и живет по законам своего мира и диктует нам, что мы все неправильно что-то там делаем…
Хотелось бы расширенного понимания искусства, более обращенного к народу. Что я подразумеваю под «простым народом»: человек, который не является «крутым», который не является элитой кого-либо, чего-либо. «Простой человек» — который работает, который хочет, чтобы его уважали, который делает свое дело, служа профессии, которую он однажды для себя выбрал. Он достоин уважения, и заслуживает, чтобы о нем снимали кино!
Мое личное убеждение и, по большому счету, все мои роли – это образы народного кино, творчества. И мне близка эта короткая взаимосвязь.
Не буду скрывать, что мне хотелось бы сняться и в элитарном кино, в фестивальном, и достичь там успехов. Но моя судьба складывается вот так. И, скорее всего, мои роли связаны с профессиями простых людей, а простой человек является основой нашего общества: милиционер, военный… Но мои роли доходят до зрителя, и мне эта связь очень дорога и близка.
